Книгу Леонида Каганова — «Лена Сквоттер» я прочла быстро, буквально «проглотила». И вот, друзья мои, решила я вам зацитировать кусочек оттуда, который мне безумно нравится. Хотя право, книга настолько классная, что её можно цитировать с первой и до последней страницы! Он прошелся по многим темам: религия, бизнес, учеба, отношения коллег и любимых… и они все очень удачно отражают мои личные взгляды. Я рада этому. Мозг работает правильно. Книгу советую читать всем, поголовно.
Вернувшись в купе, я посмотрела на Дашу в упор: — Даша, я вижу, вы чем-то расстроены. Что случилось? — Да так, — тут же с охотой отмахнулась Даша. — Прочитала в интернете одну статью сегодня. — В интернете? Это зря. — Наверно, зря, — согласилась Даша. — Но об этом надо знать! — О чем? — О бельках. — О чем?! — Я отбросила челку и посмотрела на нее. — Это маленькие тюлени! — с готовностью затараторила Даша. — Была статья об их промысле, с фотографиями, как их убивают! — Matka bozka! — вырвалось у меня. — Это надо видеть! Я пришлю ссылку! Там такие… — Ну, диктуйте свою ссылку… — Я вынула смартфон. Несколько долгих минут процессор соревновался в слабости с интернет-волнами, но наконец стали появляться фотки. — Дарья, но ведь этой статье пять лет… — вспомнила я. — Правда? — растерялась Даша, но быстро опомнилась: — А ничего не изменилось! По-прежнему идет промысел! Я посмотрела на нее с удивлением. — Дарья, а ведь позавчера на наших глазах под троллейбусом погиб живой мужик, почти что наш с вами знакомый. Вы так не переживали. В чем дело? В фотках, сделанных умелой рукой? Хотите, найдем в сети позавчерашние — из-под троллейбуса? Наверняка их уже размазали по ютубам и блогам все те dickheads, что толпились вокруг с мобилками… Дарья помотала головой. — Тут несчастный случай, а там — убивают беззащитных. Там идет промысел! Вы, Илена, не поймете… Промысел… Я задумалась. Колеса поезда всегда навевают на меня какое-то философское состояние. — Почему не пойму? Мне тоже очень неприятно читать эту статью и видеть эти фотки. И мне очень жалко бельков. Честно. А кому их не жалко? Всем жалко. Разве нормальный человек станет голосовать за убийство белька? Вопрос в другом. Скажите, Дарья, вы об этом мне здесь, в купе поезда, рассказали для чего? Чтобы испортить мое настроение окончательно? Чтоб я тоже сидела и плакала над судьбой бельков? Или думаете, что я могу как-то повлиять на этот промысел? Она помотала головой. — Может, вы хотели услышать мое мнение? — Конечно. — Ну, тогда слушайте, Дарья, вот вам мое мнение. Это все очень печально и трогательно. Но только если рассуждать о бессмертном человеке, который оборвал жизнь бессмертного белька. В ситуации, когда и тот и другой обязательно умрут своей смертью в самое ближайшее по меркам космоса время, слегка теряется градус траура, не находите? Мир, где мы живем, целиком соткан из смерти. Мы — бесконечно кипящая каша из органики, размазанной по планете тонким слоем. Каждый атом кислорода, который вы вдыхаете, Даша, он не родился в атмосфере сам, его пукнули микробы миллиард лет назад. Каждый атом вашего тела, Даша, успел за миллиарды лет неоднократно побывать растением, животным, бактерией, грибом, жуком и кораллом. Что вы мне машете рукой? Да, ваш hand — second hand, Даша. Это сегодня вы офисный планктон, а миллиарды лет были просто планктон. Каждый ваш атом миллионы раз умирал в чьем-то теле, тысячи раз был убит, съеден и испражнен, закопан в землю и снова поднят обратно корневищами. Я понятно излагаю?
Судя по глазам Даши, о планете, обмазанной second hand-органикой, она никогда не задумывалась, бездумно пролистывая школьный учебник биологии. А сейчас осознать эту очевидную мысль во всей полноте была еще не готова. — Нет, — упрямо покачала головой Даша. — Не понятно. — О'кей. Если в материалистический бинокль нам проблема никак не видится, посмотрим тогда в бинокль религиозный. Вы же религиозны, Даша, я правильно догадалась? Вот же у вас крестик под кофточкой, верно? Так представьте, что у вас есть пудреница, и в обеденный перерыв ее кто-то украл. Вор подлец? — Подлец. — А теперь представьте, что пудреницу вечером по-любому украдет у вас Господь — таков порядок в здешнем офисе. Но кто-то его опередил и украл ее у вас в обеденный перерыв. Вор подлец? — Подлец, — уверенно кивнула Даша. — Который из двух? Который успел раньше? — Чего — который? — возмутилась Даша. — При чем тут вообще дурацкие пудреницы, мы о промысле бельков говорим! — Представьте, что пудреница — это жизнь, и тогда… — Убийство — самый страшный грех! — перебила Даша. — Господь запрещает убивать! Я усмехнулась. — А почему? Не потому ли, что хочет сохранить это право только за собой? — Я не понимаю, о чем вы, Илена! — отрезала Даша обиженно. — Господь дарит человеку вечную жизнь после смерти! — А бельку? Дарья Филипповна задумалась. — Что вообще называть вечной жизнью? — продолжила я. — Из чего нам сделать вывод, что обещанная жизнь после смерти — это жизнь? Разве во всех этих сказках есть хоть одно упоминание о плодах посмертной жизни? Что делают сейчас миллиарды тех, кто умер? Какое деяние совершил какой-нибудь святой посмертно? Хотя бы о чем он думает последнюю сотню лет, к каким выводам пришел? — Ну… — Без «ну». Все религии описывают посмертное существование ровно теми же словами, как мы рассказываем о шубе из белька. Белек умер, он больше не двигается и не издает звуков, зато шуба его теперь вечна и принадлежит нам — вот она, можно пощупать. — Просто душа становится рядом с Господом, и в этом счастье… — Мы про шубу из белька? О да, она рядом. Сливается со своим Господом — запахивается, подвязывается пояском, а руки в рукава продергиваются для полного слияния. Осталось только объяснить бельку, что его шуба будет счастлива находиться в такой интимной близости рядом с человеком, и в этом предназначение белька — вовремя отдать свою шубу. Если бы среди бельков удалось провести эффективную пиар-кампанию по продвижению соответствующих нравственных ценностей… — Но они же живут на фермах, как в концлагере, и ждут своей смерти! — воскликнула Даша с отчаянием. Я пожала плечами. — Вся планета Земля для своих обитателей, включая человека, — один большой концлагерь, где живут в ожидании разделки. — Я сделала паузу — долгую-долгую, чтобы она лучше поняла то, что я сейчас скажу: — Понимаете, Даша, кровавый промысел бельков — это жалкое подобие того промысла, в котором используют нас. Для чего это понадобилось Господу и что он шьет после из наших душ — вопрос, ответа на который никто здесь не знает. Но с подкупающей откровенностью это так и называется открытым текстом. Знаете как? — Как? — БОЖИЙ ПРОМЫСЕЛ.